Текст: Дмитрий Ребров
Фонд содействия защите здоровья и социальной справедливости имени Андрея Рылькова стал четвертой по счету благотворительной организацией, из занимающихся профилактикой СПИДа в нашей стране, чью деятельность Министерство юстиции признало «политической» и внесло в реестр «иностранных агентов». Причина репрессий — западные гранты, программы «снижения вреда» для наркозависимых и прошлогодние пикеты у стен ФСКН, участие в которых принимали работники фонда.
Как объяснил «Новой газете» сотрудник фонда Иван Варенцов, пикеты, которые министерство ставит в вину НКО, квалифицируя ее деятельность как политическую, действительно имели место. Более года назад его коллеги пикетировали здание ФСКН на Маросейке в рамках ежегодной международной акции «Support Don’t punish!». В 2015 году она прошла в 160 городах мира, в том числе и в Москве. Среди лозунгов были: «Медицинская помощь, а не пытки», «Реабилитация вместо тюрьмы» и тому подобные.
«Плакаты, которые держали участники, содержали призывы к изменению законодательства Российской Федерации», — гласит бумага, присланная Минюстом в адрес фонда и подписанная заместителем начальника отдела по делам некоммерческих организаций Главного управления Министерства юстиции Российской Федерации по Москве Александром Майоровым.
Преступное письмо Медведеву
В том же документе, в качестве «политической деятельности», министерство отмечает интервью президента фонда Анны Саранг телеканалу «Дождь», данное аж в 2013 году. Оно, по замечанию сотрудников ведомства, «содержит оценку законодательства Российской Федерации, а также проводимой органами государственной власти политики». Еще один пункт обвинения — републикация в ноябре 2015-го сайтом фонда открытого письма «Евразийской сети людей, употребляющих наркотики» на имя премьер-министра РФ Дмитрия Медведева.
В этом письме, как подчеркивают чиновники, помимо критики результатов очередного заседания Правительственной комиссии по вопросам охраны здоровья граждан, содержится просьба к главе правительства воспользоваться своим правом законодательной инициативы и обеспечить поддержку программ «заместительной терапии» и «снижения вреда», в соответствии с требованиями Объединённой программы ООН по ВИЧ/СПИДу. Последний пункт — собственно, и есть специализация «Фонда Рылькова».
«Мы занимаемся социальной помощью наркопотребителям и профилактикой СПИДа, а не политикой», — подчеркивает Варенцов. По данным фонда, клиентами их социальной службы в Москве только в 2015-м стали 3854 мужчины и 1096 женщин. — Мы оказываем психологическую помощь, сопровождение, поскольку многих наших подопечных просто не берут в больницы, ими не хотят заниматься чиновники, которые смотрят на них как на людей второго сорта. Кроме того, раздаем чистые шприцы на улицах, ампулы «Налоксона», единственного препарата, помогающего при передозировке. Только за прошлый год эта программа спасла более 500 жизней. Вместе со шприцами распространяем информационные материалы, на которых теперь, по закону, придется ставить штамп, что они отпечатаны на деньги «иностранного агента», то есть на наши деньги». С выводами министерства ни он, ни его соратники не согласны. Впрочем, реальная причина гонений, по мнению активистов, заключается далеко не в пикетах и старых статьях, а в содержании программ, которые реализует фонд.
«Чистые шприцы разрушают наши традиции»
В течение 2016 года в реестр «иностранных агентов» были внесены еще несколько организаций, придерживающихся западных подходов в вопросах социальной реабилитации и профилактики ВИЧ среди потребителей инъекционных наркотиков. В том числе Некоммерческое партнерство по поддержке социально-профилактических программ в сфере общественного здоровья «Эсверо» и саратовская СПИД-сервисная организация «Социум», участвовавшая в проектах партнерства.
Тогда основой для обвинений стало экспертное заключение профессора кафедры истории, социологии, политики и сервиса Саратовской государственной юридической академии Ивана Коновалова. В интервью местным СМИ эксперт успел пояснить, что считает борцов со СПИДом «участниками гибридной войны, ведущейся против России», с целью «смены политического режима». Отдельный гнев профессора вызвал тот факт, что НКО занималась как раз программами «снижения», как и «Фонд Рылькова», раздавая чистые шприцы. Указанная деятельность, по мнению эксперта, «разрушает наши традиции» и «национальные ценности».
«Сам принцип «снижения вреда» в нашей стране не приветствуется государством. Дело в том, что, как и многие международные организации, мы предлагаем не требовать от потребителя наркотиков немедленного отказа от вещества, как на этом настаивают государственные центры, а стараемся помочь ему уже сейчас, то есть как минимум снижая негативные последствия от потребления. Медицинские — а это в первую очередь ВИЧ, гепатит — и социальные. Мы оказываем поддержку не спрашивая, готов ли потребитель бросить наркотик, или он будет продолжать колоться», — объясняет Варенцов.
Российское государство, по словам активиста, напротив, исповедует репрессивную модель. «Для них наркоман — это преступник, которого нужно «приковать к батарее», «посадить в тюрьму». Но в большинстве западных стран от подобных методов давно отказались, поскольку они просто неэффективны, у нас же до сих пор это остается мейнстримом», — подчеркивает Варенцов.
Он подтверждает тот факт, что его организация получает гранты от зарубежных доноров и пожертвования из-за рубежа. Основными источниками финансирования ее деятельности на данный момент являются деньги Глобального фонда, гранты Фонда Леви-Стросса, а до прошлого года и Фонда Сороса, внесенного в 2015-м российскими парламентариями в список нежелательных организаций. «Тогда мы как законопослушные граждане вернули выделенные фондом суммы, а это около трети нашего годового бюджета, что, впрочем, не спасло нас теперь, и «иностранным агентом» нас таки признали», — объясняет Варенцов. «Мы прибегаем к зарубежному финансированию только потому, что нет российского. За два года нам ни разу не удалось получить, например, «Президентский грант», на который мы неоднократно подавали заявки», — подчеркивает он.
Силовики разгромили гуманистов
Правозащитник и руководитель программы «Новая наркополитика» Лев Левинсон, сочувствующий программам «снижения», говорит, что разгром силовыми ведомствами социальных НКО был ожидаемым. Он поясняет, на уровне государственной риторики сам метод «снижения вреда» у нас давно считается ошибочным. «Некоторое время назад в России конкурировали две противоположные концепции: «гуманистическая» и «силовая». Первая делала акцент на низкопороговых программах реабилитации, «снижении вреда» и либерализации уголовного законодательства, ее поддерживал Минздрав, и даже небезызвестный ныне главный санитарный врач Онищенко, равно как и многие общественники. «Силовая», естественно, предполагала репрессивные методы. Неспроста главным ее лоббистом в течение последних 10 лет была ФСКН. В итоге перевес оказался на стороне силовиков, в результате чего более гуманные по отношению к потребителям технологии и попали в немилость», — говорит правозащитник.
«Наркоконтроль всегда выступал против программ «снижения вреда» в любых их вариациях. Еще до появления этого ведомства силовики, милиция смотрели на раздачу шприцев как на «пропаганду наркомании», — вспоминает Левинсон. «В законе 2003 года нам пришлось даже прописать отдельной строкой, что никакой «пропагандой» программы профилактики ВИЧ и раздачи шприцев считаться не могут, а стало быть, и расцениваться органами как «склонение к потреблению наркотиков» не должны», — подчеркивает эксперт.
Теории дна
«В моей жизни был достаточно длительный период, когда я потребляла героин. До какого-то момента все было «нормально», насколько это вообще может быть при таких условиях. Но закончилось все тем, что приходилось «поправляться», то есть колоть дозу, три раза в сутки. Утром, чтобы просто дойти до работы, в обед и вечером, чтобы заснуть. Иначе — страшные боли, озноб, диарея. На вещество уходило около двух третей зарплаты», — делится личным опытом одна из клиенток «Фонда Рылькова» по имени Ежи (фамилию просит не называть).
«Период» продлился почти 11 лет. Как и большинство наркоманов, Ежи работала. «Это миф, что все потребители — бродяги или преступники, — поясняет она. — Значительная часть трудятся: кто-то менеджером, кто-то журналистом, кто-то художником, кто-то продавцом в салоне, как я. Но к моменту, когда мне понадобилась помощь, большинство старых знакомых уже умерли, многие от передозировок, связь же с остальными оказалась потеряна». Тогда в ее жизни и появился «Фонд Рылькова».
Перелом случился, когда девушка узнала, что станет матерью. «Мне очень хотелось сохранить ребенка. Но в «наркологию» меня не брали, поскольку я беременная, в роддом тоже, опийная зависимость считается показанием к аборту. Альтернатива — «перекумариться» как-то самой, переломаться, но это чревато выкидышем. Оставался один путь — потреблять до конца срока, а потом бросить. Но как?»
Большинство потребителей живет в «параллельной реальности», они не стоят на учете в поликлинике, не обращаются к социальным службам. Именно поэтому, чтобы вытащить человека из «привычного ада» — с барыгами, друзьями потребителями и бесконечными бытовыми проблемами, — социальному работнику требуется особые усилия. Репрессивная политика в этой ситуации лишь глубже загоняет наркомана в подполье: «Куда бы ты ни пришел — на тебя все смотрят как на животное, или даже хуже, ведь ты «порочный», ты наркоман, а они нет», — вспоминает женщина. Однажды обратившись за помощью в государственную структуру и получив отказ, наркоман второй раз предпочитает не рисковать. И все больше замыкается в потребительской «субкультуре». Из которой часто выход один — на кладбище.
Теперь Ежи не употребляет героин уже около трех лет. Она счастливая мать двоих детей. Старшей дочери — 4 года. Младший ребенок, сын, — родился уже после того, как она завязала с наркотиками. «Себя и своих детей я считаю прямым подтверждением эффективности программ «снижения вреда». И да, все то время, пока я вынашивала первого, мне помогали, несмотря на то что я оставалась «наркоманкой», — подчеркивает Ежи. — Собственно, ребенок и стал тем самым стимулом, который помог мне завязать. Но если не было бы помощи, не было бы и ребенка».
Программы «снижения» часто критикуют за то, что поддержка фондов, нивелируя негативные последствия зависимости, лишь консервирует потребителя в его состоянии. Логика критиков простая: нужно позволить наркоману докатиться до самого дна, чтобы, «ударившись о него», тот осознал глубину своего падения и «взялся за голову». «Теория дна» — я об этом слышала, — с иронией отзывается Ежи, в настоящее время она сама сотрудничает с «Фондом Рылькова» как соцработник. — У меня очень много друзей погибло из-за подобных «теорий». На самом деле мало у кого хватает внутренних ресурсов, чтобы изменить свою жизнь самостоятельно. Большинство людей не отталкиваются от дна, а ложатся на него и больше уже никогда не встают».
Источник: http://www.novayagazeta.ru/society/73759.html