31 августа, в Международный день повышения осведомлённости о передозировках, активисты Фонда им. Андрея Рылькова и Евразийской сети людей, употребляющих наркотики, провели пикетирование Министерства Здравоохранения РФ и МНПЦ Наркологии.
Мы не понаслышке знаем, что передозировка — это одна из главных причин смертности среди потребителей инъекционных наркотиков, которую в большинстве случаев можно предотвратить, сохранив человеческую жизнь. Эффективным средством предотвращения смертей от передозировок является препарат налоксон. Это недорогой и действенный препарат, спасающий человеческие жизни. В 2014 году только благодаря распространенному уличными социальными работниками Фонда налоксону было спасено 224 человеческих жизни.
Сегодня в РФ существует ряд бюрократических и законодательных барьеров, которые ограничивают доступ нуждающихся к этому препарату и мешают эффективно помогать наркозависимым людям заботиться о своей жизни:
- Налоксон отпускается в аптеках только по рецепту, что противоречит смыслу использования этого препарата, который наиболее эффективен именно в экстренной ситуации — при передозировке опиоидами.
- Потребители наркотиков, в частности те, которые проходят лечение в государственных наркологических больницах, не информируются о риске передозировок, о том, что существует такое средство, как налоксон, а также о том, как им пользоваться.
С требованиями изменить данную ситуацию мы и вышли к Министерству Здравоохранения РФ и МНПЦ Наркологии. Одновременно ФАР направил в данные учреждения официальные запросы с просьбой пояснить сложившуюся ситуацию и исправить ее. С более подробным содержанием запросов вы можете ознакомиться здесь и здесь.
Особенно хочется поделиться впечатлениями активистов, участвующих в пикетировании.
Максим: какой смысл в этих пикетах, спросили меня пара друзей? Ведь все это бесполезно. Никто не выходит из пикетируемых учереждений. На письменные требования отвечают лицемерными отписками. А пациентов и сообщество не считают за равных.
В этом плане нет никакого смысла в большинстве наших акций. Ничего сиюминутно не меняется, и во время пикета нас игнорируют. Но смысл в большем. Он в том, чтобы встретится с единомышленниками, сочинить и написать лозунги и листовки. Почувствовать дух единства.
И еще мне нравится взаимодействие с окружающими. Некоторые люди проходят с улыбкой, поддерживают, задают вопросы и спорят, берут листовки. Для меня это одна из самых важных целей пикета.
Я стоял у МНПЦ Наркологии с плакатом «расскажите наркопотребителям о налоксоне», и ко мне подошел врач. Молодой еще, в очках. Тормознулся, прочитал плакат и решил поговорить. Сначала выяснял, знаю ли я, что такое налоксон вообще, как он действует, какова продолжительность действия. Потом перешел к тому, что типа вот мы требуем, чтоб налоксон выдавали всем тем, кто выходит из наркологии, а вот знаю ли я, кто это должен решать, кто и сколько денег должен выделить и т.п. Я ответил, что меня эти вопросы не интересуют. Для меня важно, чтобы после детокса пациентам выдавали налоксон, учили им пользоватся и говорили о риске передозировок и как их избежать. Тут мы походу и подобрались к сути нашей дискуссии. Хорошо, говорит он, ну а для чего все это? Зачем? Я немного опешил. Жизни спасать, говорю, и удивляюсь, что он еще не понял этого. Допустим, спасли его налоксоном, говорит этот врач, так он все равно колоться дальше станет! Какой смысл его спасать, спрашивает у меня он.
Я как мог пояснил врачу свое понимание, зачем вообще людям спасать жизнь. Он улыбнулся, вроде как согласился, но скепсис в глазах остался.
Я не знаю, кем этот молодой врач работает в МНПЦ наркологии, кого он лечит, кому помогает и откуда у него в голове такие установки, но он на меня произвел самое сильное впечатление за время акции.
Лема: почему-то больше всего мне запомнилась реакция персонала МНПЦ, не всех конечно, а где-то 6-7 человек. В общем, они выходили и смотрели на плакат «Налоксон при выходе из больницы», говорили: «О, господи!», и как-то даже немного испуганно обходили стороной. Честно, не понимаю, чего в нём страшного. Ещё классно пообщались с потребителем наркотиков, только что вышедшим из наркологички. Он говорил, что налоксон это хорошая штука, ему часто приходилось спасать друзей от передоза. Ещё была женщина, которая спросила, что такое налоксон. А потом оказалось, что её дочь наркозависимая. Нашу листовку она взяла.
Соня: из позитивного — человек, похожий на врача, мило улыбнулся и показал мне большой палец. Остальные врачи и прочий медперсонал, который выходил из больницы, всеми мимическими способами показывали свой антиреспект и неуважение. Около входа я встретила Алину Максимовскую (ведущий специалист Отделения профилактики социально значимых заболеваний МНПЦ наркологии), которая пыталась объяснить мне, что акция наша ничего нового не несет, и что все в МНПЦ уже благополучно разработано. Однако, в процессе обсуждения оказалось, что «все» не включает не только такую заоблачную для нашей наркологии вещь, как получение налоксона после детокса, но даже возможность получить рецепт на него в больнице при выписке — что являлось нашим основным запросом. Я честно пыталась понять, что же мешает предотвратить массу смертей, но все уперлось, как и следовало ожидать, в недостаточное финансирование. Потом ко мне бодро подбежали охранники, почитали плакат и также бодро ускакали.
Лена: Никсон, Кая и я душевно попрепирались с охранником Минздрава, который пытался нас оттеснить либо на противоположную сторону улицы, либо вне зоны видимости входа, мотивируя своё требование какой-то фигней. Вдобавок он вел себя наркофобно, предлагал показать наши вены и еше изрыгал какие-то злобные каменты (немного записала его на видео). Но мы уверенно отстаивали наше право одиночно пикетировать это заведение. Прохожие нам попадались в основном спешащие, на наши объяснения и листовки одни никак особенно не реагировали, другие пытались шутить («да, упарываться надо грамотно»), третьи спешили откреститься от своей принадлежности к наркопотребителям. После пикета подали обращение в общественную приемную Минздрава. Служащая сначала не хотела у нас принимать обращение, как от организации, мотивируя это тем, что у нас должна быть доверенность, но потом согласилась.